Среди книг о революционных событиях и гражданской войне «Тихий Дон» выделяется самобытной уникальностью. Чем же покоряет читателей эта книга? Я думаю, прежде всего значительностью и масштабностью событий, описанных в ней, глубиной и реалистичностью характеров героев, что позволяет нам задуматься над поднятыми в романе нравственно-философскими вопросами. Писатель развернул перед нами, читателями, картину жизни казачьего Дона, с его особенностями, традициями, свое образным бытом, которая разворачивается на фоне жизни исторической. В пересечении индивидуальных человеческих судеб с социальными потрясениями — доподлинная правда, взгляд на революцию и гражданскую войну не с одной стороны, как это было в большинстве книг того времени, а с обеих. Повествуя о беспощадном столкновении классов в кровавой гражданской войне, автор с неповторимой силой выразил мысли и чувства общенародные, общечеловеческие. Он не пытался скрыть или приглушить горечь трагедии, рожденной революцией. Поэтому к «Тихому Дону» потянулись, в первую очередь, читатели-современники, независимо от их «сословной» принадлежности, так как каждый находил в нем и что-то свое, лично пережитое, прочувствованное, и общее для всех, глобальное, философское.
Великим народным горем вторглась в жизнь казаков хутора Татарского война с Германией. В духе старых поверий писатель рисует мрачный пейзаж, предвещающий беду: «Ночами густели за Доном тучи, лопались сухо и раскатисто громовые удары, но не падал на землю, пышущую жаром горячечным, дождь, вхолостую палила молния. По ночам на колокольне ревел сыч. Зыбкие и страшные висели над хутором крики, а сыч с колокольни перелетел на кладбище… — Худому быть, — пророчили старики. — Война пристигнет». И вот резко нарушается устоявшийся мирный быт, все тревожней и стремительней развиваются события. В их грозном водовороте кружатся, как щепки в половодье, люди, и мирный тихий Дон окутывается пороховым дымом и гарью пожарищ. Неотвратимо «шагает» по страницам «Тихого Дона» история, в эпическое действие втягиваются судьбы десятков персонажей, оказавшихся на перепутьях войны. Грохочут грозы, в кровопролитных схватках сталкиваются враждующие стороны, и на этом фоне разыгрывается трагедия душевных испытаний Григория Мелехова, который оказывается заложником войны: он всегда в центре грозных событий. Нельзя до конца понять гуманистическое содержание книги, не уяснив сложности пути главного героя, обобщающей художественной силы этого образа.
Не для кровопролития пришел Григорий в этот мир. Смолоду был он добрым, отзывчивым к чужой беде, влюбленным во все живое в природе. Как-то на сенокосе случайно зарезал он дикого утенка и с внезапным чувством острой жалости глядел на мертвый комочек, лежавший у него на ладони. Писатель заставляет нас запомнить Григория в гармонической слитности с миром природы, чутким. Но суровая жизнь вложила в его трудолюбивые руки саблю. Как трагедия переживается Григорием первая пролитая им человеческая кровь. В атаке он убил двух австрийских солдат, причем одного убийства можно было избежать. Осознание этого страшной тяжестью легло на душу героя. Скорбный облик убитого являлся потом ему и во сне, вызывая «нутряную боль». Описывая лица попавших на фронт молодых казаков, писатель нашел выразительное сравнение: они напоминали «стеблинки скошенной вянущей и меняющей свой облик травы». Таким скошенным вянущем стеблем стал и Мелехов — необходимость убивать лишила его душу нравственной опоры в жизни.
Первые встречи с большевиками (Гаранжой, Подтелковым) настраивают Григория на принятие идей классовой ненависти: они кажутся ему справедливыми. Однако чутким разумом он угадывает и в поступках большевиков нечто, что искажает идею народного освобождения. Оказавшись председателем Донского ревкома, Подтелков стал высокомерным, жестоким, власть хмелем ударила ему в голову. По его приказу и при его личном участии были бессудно побиты пленные отряда Чернецова. Эта неоправданная бесчеловечность оттолкнула Мелехова от большевиков, так как она противоречила его представлениям о совести и чести. Григорию много раз приходилось наблюдать жестокость и белых, и красных, поэтому лозунги классовой борьбы стали казаться ему бесплодными: «Хотелось отвернуться от всего бурливого ненавистью, враждебного и непонятного мира… Тянуло к большевикам — шел, других вел за собой, а потом брало раздумье, холодел сердцем». Котлярову, увлеченно доказывающему, что новая власть дала бедным казакам права и равенство, Григорий возражает: «Казакам эта власть, окромя разору, ничего не дает! А куда это равнение делось? Красную Армию возьми. Взводный в хромовых сапогах, а Ванек в обмотках. Комиссара видал, весь в кожу залез, и штаны, и тужурка, а другому на ботинки кожи не хватает. Да ить это год ихней власти прошел, а укоренятся они, — куда равенство денется?» Душа Мелехова страдает «оттого, что стал он на грани в борьбе двух начал, отрицая оба их». Судя по его раздумьям, поступкам, он был склонен искать мирные пути к решению жизненных противоречий. Оправдывая «Верхнедонскую Вандею», возникшую в результате большевистской политики «расказачивания Дона», он, тем не менее, не хотел отвечать жестокостью на жестокость: приказал отпустить пленного казака — хоперца, освободил из тюрьмы арестованных, бросился спасать коммунистов Котлярова и Кошевого.
Междоусобицы измотали Мелехова, но человеческие чувства в нем не угасали. Вот он, улыбаясь, долго слушал веселое щебетанье детей. «Как пахнут волосы у этих детишек! Солнцем, травою, теплой подушкой и еще чем-то бесконечно родным. И сами они — эта плоть от плоти его, — как крохотные степные птицы… Глаза Григория застилала туманная дымка слез…» Это общечеловеческое — драгоценнейшее в «Тихом Доне», его живая душа. Чем больше втягивал Мелехова водоворот гражданской войны, тем вожделеннее становилась его мечта о мирном труде: «…Ходить по мягкой пахотной борозде плугатарем, посвистывать на быков, слушать журавлиный голубой трубный клич, ласково снимать со щек наносное серебро паутины и неотрывно пить винный запах осенней, поднятой плугом земли, а взамен этого — разрубленные лезвиями дорог хлеба». После семи лет войны, после очередного ранения во время службы в Красной Армии, что давало ему моральное право на осуществление мирной мечты, Григорий строил планы на будущее: «…Снимет дома шинель и сапоги, обуется в просторные чирики… Хорошо бы взяться руками за чапиги и пойти по влажной борозде за плугом, жадно вбирая ноздрями сырой и пресный запах взрыхленной земли…» Сбежав из банды Фомина и собираясь на Кубань, он твердил Аксинье свое заветное: «Никакой работой не погнушаюсь. Моим рукам работать надо, а не воевать. Вся душа у меня изболелась…»
От горя, утрат, ран, метаний в поисках социальной справедливости Мелехов рано постарел, утратил былую удаль. Однако не растерял «человеческое в человеке», его чувства и переживания — всегда искренние — не притуплялись, а, пожалуй, только обострялись. Проявления его отзывчивости и сочувствия людям особенно выра279 жены в завершающих частях произведения. Героя потрясает зрелище убитых: «обнажив голову, стараясь не дышать, осторожно» объезжает он мертвого старика, растянувшегося на рассыпанной золотой пшенице. Проезжая местами, где катилась колесница Войны, печально останавливается перед трупом замученной женщины, поправляет на ней одежду, предлагает Прохору похоронить ее. Он похоронил невинно убитого, доброго и трудолюбивого деда Сашку под тем же тополем, где в свое время последний похоронил его и Аксиньи дочь. «…Григорий прилег на траву неподалеку от этого маленького, дорогого сердцу кладбища и долго глядел на величаво распростертое над ним голубое небо. Где-то там, в вышних беспредельных просторах, гуляли ветры, плыли осиянные солнцем холодные облака, а на земле, только что принявшей веселого лошадника и пьяницу деда Сашку, все так же яростно кипела жизнь…» Эта исполненная печали и глубокого философского содержания картина своим настроением перекликается с эпизодом из «Войны и мира» Л. Н. Толстого, когда раненый Андрей Болконский видит над собой бездонное, спокойное небо Аустерлица.
В потрясающей сцене похорон Аксиньи перед нами предстает убитый горем, выпивший до краев полную чашу страданий, до срока постаревший человек, и мы понимаем: ощутить с такой глубинной силой горе утраты могло лишь великое, хотя и израненное сердце. Григорий Мелехов проявил незаурядное мужество в поисках правды. Но для него она — не просто идея, некий отстраненный символ лучшего человеческого бытия. Он ищет ее воплощение в жизни. Соприкасаясь с множеством маленьких частных правд, и готовый принять каждую, он обнаруживает их несостоятельность при столкновении с жизнью. Внутренний конфликт разрешается для Григория отказом от войны и оружия. Направляясь к родному хутору, он выбросил его, «тщательно вытер руки о полу шинели». Что же будет с человеком, Григорием Мелеховым, который не принял этого враждующего мира, этого «недоуменного существования »? Что с ним будет, если он, как самка стрепета, которую не в силах спугнуть залпы орудий, пройдя всеми дорогами войны, упрямо стремится к миру, к жизни, к труду на земле? Автор не отвечает на эти вопросы. Мелехову не доверяли тогда, когда он мог еще на это рассчитывать. Правдивый художник М. Шолохов ничего не мог изменить в его судьбе, не поддался соблазну приукрасить финал. Трагедия Мелехова, усиленная в романе трагедией почти всех родных и дорогих ему людей, отражает драму целого края, подвергшегося насильственной «классовой переделке». Своим романом М. Шолохов обращается и к нашему времени, учит искать нравственные и эстетические ценности не на путях классовой нетерпимости и войны, а на путях мира и гуманизма, братства и милосердия.
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|