Тема жизни и смерти овладевала разумом очень многих известных русских писателей. Необыкновенно колоритно она показана в произведениях Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, впоследствии она будет не давать покоя и Булгакову. У Достоевского князь Мышкин рассказывает о состоянии человека накануне казни. Толстой посвящает целое повествование воссозданию жизни незадолго до смерти. В его рассказе герой, неизлечимо больной человек, располагает сведениями о предстоящей скорой кончине.
Леонид Андреев — писатель более позднего периода, воодушевленный произведениями предшественников и создавший собственное, новое произведение "Рассказ о семи повешенных", где отражаются его личные взгляды на жизнь и смерть. Посвящает он его Л. Н. Толстому.
В "Рассказе о семи повешенных" Леонид Андреев раскрывает всех своих героев, прежде всего, с человеческой точки зрения в ситуации жизни и смерти. В первой главе описывается министр, на которого готовится покушение. Прежде всего, перед нами больной человек, которого мы жалеем. Писатель очень подробно описывает его, чтобы читатель увидел в нем такого же человека, как и он сам.
Час дня, который так зловеще навис над министром, представляется и нам как нечто страшное, противоречащее законам природы. Несмотря на то, что бедный этот человек убежден в том, что смерть предотвращена уже одним упоминанием точного часа, понимая, что в указанное время этого точно не произойдет, ведь никому не дано "знать дня и часа своей смерти", все же терзаться и мучиться он будет до тех пор, пока не пройдет этот роковой час дня.
Далее следует характеристика остальных героев рассказа. Правда, одного из них героем никак нельзя назвать. Его даже трудно назвать человеком. Подобно животному, он живет по инстинкту, не задумываясь о чем бы то ни было. Преступление, за которое его приговорили к смертной казни, чудовищно. Но при описании убийства человека, попытки изнасилования женщины я, как ни странно, почувствовала лишь презрение и даже долю жалости к преступнику. Мне лично Янсон напомнил затравленного зверька. Своей постоянной фразой "меня не надо вешать" он действительно внушает жалость. Он не верит в то, что его могут казнить. Размеренность жизни в тюрьме он воспринимает как признак то ли помилования, то ли забвения. Он даже впервые смеется, правда, смех его опять же таки нечеловеческий. Поэтому естествен и ужас, с которым узнает он о казни. От всех чувств остается лишь страх. Правда, разнообразия чувств никогда и не было. Ему не знакомы страсть и раскаяние. Недаром в его описании подчеркивается постоянная сонность. Создается впечатление, что он даже и не отдал себе отчета в совершенном им преступлении: "О своем преступлении он давно забыл и только иногда жалел, что не удалось изнасиловать хозяйку. А скоро забыл и об этом".
Лишь страх и смятение остаются в его душе накануне казни. "Его слабая мысль не могла связать двух представлений, так чудовищно противоречащих одно другому: обычно светлого дня, запаха и вкуса капусты — и того, что через два дня он должен умереть. Он ни о чем не думал, он даже не считал часов, а просто стоял в немом ужасе перед этим противоречием, разорвавшим его мозг на две части".
Несколько по-иному ведет себя другой заключенный, приговоренный к казни вместе с Янсоном. Мишка Цыганок считает себя лихим разбойником, напоминает ребенка, играющего в казаки-разбойники или войну. "Какой-то вечный неугомон сидел в нем и то скручивал его, как жгут, то разбрасывал его широким снопом извивающихся искр". Так, на суде Цыганок свистит по-разбойничьи, тем самым, повергая всех в изумление, смешанное с ужасом. Его развитие, как мне кажется, остановилось на мальчишеском уровне. Убийства и ограбления он воспринимает как геройства, как некую интересную, захватывающую игру, не задумываясь, что геройства эти отнимают у кого-то средства существования, у кого-то жизнь. Натура его также раскрывается в реакции на предложение стать палачом. Опять же таки он не задумывается о существе этой профессии, он лишь представляет себя в красной рубахе, любуется собой, и в его мечтах даже "тот, кому он сейчас будет рубить голову, улыбается".
Но чем ближе день казни, тем ближе подбирается к нему страх. Под конец он уже бормочет: "Голубчики, миленькие, пожалейте!.." Но все же хоть и ноги немеют, он старается оставаться верным себе: просит на удавочку мыла не жалеть, а, выйдя на двор, кричит: "Карету графа Бенгальского!"
Возвращаясь к террористам, хотелось бы отметить, что, в отличие от Янсона и Цыганка, это люди с убеждениями, с желанием изменить мир к лучшему, которое натолкнуло их на мысль об убийстве министра. Они наивно (а наивность зачастую переплетается с жестокостью) полагали, что убийство одного человека (правда, для них он был не человеком, а министром) сможет изменить положение. Итак, кто же эти люди и как ведут себя они накануне смерти?
Мужественно встречают смерть женщины, участвовавшие в заговоре. Муся была счастлива, потому что страдала за свои убеждения. Романтические ее представления о женственности помогают ей в этой тяжелой ситуации. Ей даже стыдно за то, что погибать она будет как люди, которым она поклонялась и сравнить себя с которыми просто не смела.
Одним из тех, о ком так заботилась Таня Ковальчук, был Василий Каширин. "В ужасе и тоске" оканчивал он свою жизнь. В нем наиболее ярко представилось такое естественное чувство для каждого человека, как боязнь смерти. Он наиболее явственно чувствует разницу между жизнью прежней и жизнью настоящей, последнюю правильнее было бы назвать преддверием смерти. "И вдруг сразу резкая, дикая, ошеломляющая перемена. Он уже не идет куда хочет, а его везут, — куда хотят... Он уже не может выбрать свободно: жизнь или смерть, как все люди, и его непременно и неизбежно умертвят". Каширин не верит, что его мир настоящий реален, поэтому все вокруг и он сам представляется ему игрушечным. Лишь на суде он пришел в себя, но уже на свидании с матерью он опять потерял душевное равновесие.
Совсем другим был Вернер. Он, в отличие от всех остальных, шел на убийство не в первый раз. Этому человеку совсем не знакомо было чувство страха. Он, пожалуй, наиболее подходит под всеобщее представление о революционерах. Но и эту уже сложившуюся личность меняет ожидание смерти — меняет к лучшему. Только в последние свои дни он понимает, как дороги ему всё и все. Этот закрытый, неразговорчивый человек в последние дни становится заботливым, и сердце его наполняется любовью. В этом он походит на толстовского Ивана Ильича, который тоже умирает, исполненный любви. Осознание смерти переменило Вернера, он увидел "и жизнь и смерть и поразился великолепием невиданного зрелища. Словно шел по узкому, как лезвие ножа, высочайшему горному хребту, и на одну сторону видел жизнь, а на другую видел смерть, как два сверкающих, глубоких, прекрасных моря, сливающихся на горизонте в один безграничный широкий простор... И новою предстала жизнь". Никогда бы прежний Вернер не понял страданий Васи Каширина, никогда бы не посочувствовал Янсону. Новый же Вернер заботится и искренне жалеет самого немощного и слабого, в последний путь он идет именно с Янсоном. Вернер радуется, что может доставить хоть минимум удовольствия своему спутнику, дав ему папиросу. Не только Вернер, но и "все с любовью смотрели, как пальцы Янсона брали папиросу, как горела спичка, и изо рта Янсона вышел синий дымок".
Для Леонида Андреева самое основополагающее — это то, что все эти настоящие люди уходят из жизни с любовью, заполнившей их умы и сердца. Автор не призывает откровенно к избеганию насилия, как это можно наблюдать у многих других писателей. Однако сама атмосфера повествования настраивает читателя на неприемлемость силы принуждения. И тем внушительнее раздается заключительная фраза "Рассказа о семи повешенных": "Так люди встречали восходящее солнце". Лишь в одной данной фразе собрано все противоречие бытия и кончины, вся нелепость создаваемого и разрушаемого людьми. Ничем невозможно оправдать насилие, оно противоречит законам природы и самой жизни.
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|