Все школьные сочинения по литературе

Древняя столица России всегда привлекала воображение художников, писателей и поэтов. Даже строгая красота Петербурга не могла затмить то очарование, которым всегда обладала Москва. Этот город для Лермонтова наполнен неземной музыкой колокольных звонов, которую он сравнивал с увертюрой Бетховена. Только бездушный человек может не видеть этой величественной красоты. Для Лермонтова Москва являлась источником мыслей, чувства и вдохновения.

В Москве происходит действие «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова».

Работая над «Песней про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» Михаил Юрьевич Лермонтов изучал сборник былин Кирши Данилова и другие публикации фольклора. Источником поэмы может быть признана историческая песня «Кастрюк Мастрюкович», в которой рассказывается о героической борьбе человека из народа против опричника Ивана Грозного. Однако Лермонтов не копировал народные песни механически. Его произведение пронизано народной поэтикой. «Песня про купца Калашникова» представляет собой отражение и воспроизведение поэтом стиля народной поэзии – ее мотивов, образов, красок, приемов песенного народного творчества.

В «Песне про купца Калашникова» сохранена складывающаяся столетиями фольклорная лексика. Это хорошо видно в созданном портрете русской красавицы:

Лермонтов для меня — это прежде всего, еще с детских лет, «Белеет парус одинокий». Может, потому что эти строки впервые прозвучали на морском берегу, словно звуковым фоном к маленькой белой капельке, мелькавшей на синем горизонте, загадочной и волшебной в утреннем тумане? А может, благодаря тому, что в первые мои школьные годы накатилась, как вторая волна, катаевская повесть с тем же названием, пронизанная тем же самым неповторимым свободолюбивым духом?

Тридцатые годы XIX столетия в жизни русской интеллигенции — это время решения сложных социальных и финансовых проблем, время глубоких раздумий над смыслом человеческой жизни, над местом человека в мире и обществе. Поэзия М. Ю. Лермонтова стала художественным отражением этих раздумий. Именно в это время определяются взгляды поэта на действительность, углубляются его представления о народности и одновременно появляется новое понимание роли поэта в обществе.

Русским поэтам вообще свойственно чувство высокой ответственности перед читателем. Это чувство с особой силой было развито у Лермонтова.

Эпоха Лермонтова, эпоха героев «Думы», эпоха Печорина... Как много мы уже говорили о ней. Отсталая, тупеющая самодержавная Россия. Как долго продолжалась ее реакция на восстание декабристов. Царской России, привыкшей к устоявшимся застоявшимся общественным мнениям и правилам, сразу очень трудно было осознать все то, что влекло за собой это восстание. Но чем больше она это понимала, тем ожесточеннее становилась ее реакция. В это время в России не могло быть ничего человечного. Поэтому душа человека, рвущегося, стремящегося к жизни, но живущего в эпоху реакции, постепенно должна была превратиться в «каменистую почву». В это время важнее всего было сохранить под каменным покровом чувствующую душу, способную откликнуться на тихий зов другой души.

Онегин и Печорин. Два человека. Два романа. Две судьбы. А возраст один, воспитание одинаковое. Различна атмосфера. Дух эпохи. Человек не может развиваться вне общества. Прямо или косвенно оно будет влиять на личность. И потому различия между Онегиным и Печориным закономерны. Их разъединяет небольшой отрезок времени. Их разъединяет гора — 14 декабря 1825 года. Если Онегин только шел к вершине, Печорин оказался на спуске. Этим обусловлено и развитие образов. Как и Онегин, Печорин был порождением своего времени. Тяжелая реакция, царившая в России, не могла не отпечататься на его характере. Все истинно прогрессивное душилось безжалостно. И трудно было росткам новой жизни пробиваться сквозь рутину к солнцу. Очень многие теряли во тьме ориентиры и не находили выхода. Гибли и медленно опускались на дно, образуя все новые и новые слои болота. И оно продолжало бы засасывать с методичной точностью намеченные жертвы, если бы не редкие цветы, осмелившиеся пробиться на поверхность. В бешеной злобе трясина обволакивала их тиной, обливала грязью, подгрызала корни, но они гордо и радостно открывали свои лепестки навстречу солнцу.

Приходило ли вам в голову, анализируя характер и поступки Григория Александровича Печорина, героя своего времени, взглянуть на женские образы романа не как на фон, делающий образ главного героя ярче и полнее, а как на самостоятельное явление, на героинь времени? Конечно, мы имеем в виду не экзотическую Бэлу или эскизный образ ундины из повести «Тамань», а совсем реальных женщин, представительниц определенного класса, занимающих высокое положение в обществе, — княжну Мери и Веру Лиговскую. Это неординарные натуры хотя бы потому, что обратили внимание на Печорина, искренне полюбили его и могли бы связать с ним судьбу. Они умные и душевные, образованные и эмоциональные и — главное! — откровенно-смелые в словах и поступках, могут встать рядом с Печориным в счастье и горе. Мы встречаем их только в одной части романа — повести «Княжна Мери», но эта повесть занимает центральное место в романе.

...Апрель 1840 года. Петербург. Дом Карамзиных. В гостиной, как всегда, людно и шумно. Смех. Музыка. Невысокий темноволосый офицер стоит у окна, выходящего к Летнему саду, отгородившись от всех зеленой завесой портьеры. Его черные глаза гневно сверкают, лоб прорезала глубокая морщина. Пальцы нервно крутят какую-то бумагу, что-то шепчут губы.

Вот и все. Столица, знакомые, беседы-споры до рассвета, литературно- журнальная круговерть, театры, любимая бабушка — все зачеркнуто строчками приказа оставить Санкт-Петербург в сорок восемь часов. «Надменные потомки известной подлостью прославленных отцов» сделали все, чтобы выслать его из столицы. Осталось только выслать из жизни.